История

school.jpg

 В двадцатых годах ХХ столетия на   пересечении улиц Хорезмской (ныне улица Истиклол) и  Пушкина (Мустакиллик) открылась одноэтажная школа имени Песталоцци, учащимися которой стали дети интеллигенции Ташкента.Спустя десятилетия школа была разделена на женскую и мужскую гимназии. 

    В 1933 году произошло их слияние, и школа стала называться Средней школой №50.

    В 1939 году было сдано в эксплуатацию четырёхэтажное здание школы, действующее и поныне.

Рассказывает о том времени Д.М.Швецов:

«Я стал учиться в ней в 1943 году. Школа тогда стала называться Образцово-показательной мужской средней школой N 50 имени И.В.Сталина.
В начале войны в здании организовали госпиталь, пару месяцев мы учились в помещении детской технической станции, на Энгельса, напротив ОДО. Потом переехали в нынешнее здание. Школа была замечательная и известная. В нашем классе учились дети известных людей, например, сын поэта Шейх-Заде, племянник актрисы Тамары Ханум. Из учителей запомнилась Зоя Андреевна Чиннова, учившая нас трудиться, ставить цели и добиваться их выполнения. В 1950 году я из Узбекистана уехал и школу никогда не навещал. Но всегда помнил.»

   В 1991 году гимназия №50 сменила статус и стала называться специализированной школой широкого профиля.

Пишет на сайт «Письма о Ташкенте» Семен Гохберг( Израиль):

«В течение 10 лет с 1949 по 1959 гг я учился в школе 50, лучшей школе Ташкента того времени,  носящей, естественно, имя Сталина. Школа наша и Ташкентское Суворовское училище делили 1-е и 2-е места по успеваемости в городе.  Школа располагалась в самом центре  города, на улице Хорезмской, была большая, четырехэтажная, с широкими коридорами, просторными классами и большими окнами. Лестницы были каменными и широкими, на перилах набиты деревянные ромбики, дабы мы даже не помышляли о том, чтобы скатиться вниз верхом по перилам. Полы были деревянными, окрашены краско-коричневой краской, причем красились они обычно раз в несколько лет, а ежегодно летом перед началом занятий просто натирались какой-то мастикой или маслом с довольно резким специфическим запахом. Этот необычный запах и был для меня,  запахом первого сентября , началом занятий, началом самого значительного и важного отрезка моей  тогдашней жизни – школы.

Восемь похвальных грамот « За отличные успехи и примерное поведение », полученных мною с первого по восьмой класс, я храню и сейчас вместе с серебряной медалью. На каждой грамоте  два портрета вождей – Ленина и Сталина , и подпись директора – Ерванда Григорьевича Саруханова.    Высокий, с широким плоским лицом, он вызывал  страх  у всех без исключения – от учеников до завуча. Когда он медленно,сцепив руки за спиной, шел по длинному школьному коридору, ученики стрались «вжаться» в стену, лишь бы не попадаться  на глаза , хотя грозным и неприступным он  только казался, на самом деле он был добрым, безвредным и безобидным  человеком, к тому же любящим выпить. Преподавал он нам Конституцию СССР – был в то время такой предмет !

Одно  из самых ярких впечатлений раннего школьного возраста – внезапная  и трагическая смерть  учительницы нашего 3-го «б» , молодой и красивой Елены Михайловны Каспарян, которой было всего 26 лет.   Муж ее был  армянин, фронтовик, военный летчик, Герой Советского Союза. Худенькая , невысокого роста, Елена Михайловна была жгучей брюнеткой с  синими глазами и постоянным румянцем на щеках.

Умерла она  поздно вечером  5  декабря на улице , по дороге из гостей, якобы, от кровоизлияния в мозг. Этот день,  День конституции СССР, во многих семьях отмечался как праздник.

Мы, 9 – 10тилетние третьеклассники,  стоим  в почетном карауле по углам гроба , нам очень страшно и  в то же время любопытно смотреть на   безжизненное, но все еще красивое, за два с половиной года ставшее уже близким и родным лицо первой учительницы. И страшно, и хочется смотреть еще и еще.

Почти всех учителей помню и по именам, и их характеры, и  причины, по которым одних учителей любили, других уважали, некоторых и любили и уважали , а  кого-то не признавали вовсе. Так, например, в 9 классе нам преподавал химию Юлий Моисеевич Шваб , бывший заведующий химической лабораторией на одном из заводов. Может быть лабораторную химию он и знал, но , как учитель, он был никакой, весь материал читал по тетрадке, которую безуспешно старался  замаскировать среди пробирок и химических стаканов; он совершенно не умел учить, он не знал что такое ученики, имел очень отдаленное представление о методике преподавания, а  в основном , конечно, учителя в одной из самых престижных школ Ташкента, какой была 50-я школа, были высоко профессиональными, достаточно строгими, но справедливыми. Не помню, чтобы к кому-то особенно придирались или относились несправедливо, хотя были и любимчики, но в целом школа была очень достойной.

До 6 класса учились мы отдельно от девочек. И вот в 6 классе  пришли эти загадочные создания в коричневых платьях и черных сатиновых фартуках, с бантами , заплетенными  косами, учиться стало сразу  интереснее, появилось даже желание каждый день ходить в школу.

Училась с нами в  классе Зоя Юсупова, дочь Первого секретаря ЦК Компартии   и  Председателя Совета Министров Узбекистана. Власть этого человека в республике была практически безгранична, жил он в центре города, на улице Лермонтова  (которой сейчас практически нет вообще), в одноэтажном большом коттедже, за  серым каменным забором. Вход охранял пожилой, с седыми усами, милиционер-узбек, который  без всяких проблем пропускал в дом группу одноклассников «к Зое». Никогда не кичилась высоким положением своего отца и не выделялась Зоя среди нас, никогда и ничем ее не выделяли и учителя – оценки она получала заслуженные. Впоследствии Зоя окончила химфакультет Университета, защитила кандидатскую диссертацию и работала  долгое время в Академии Наук Республики.

Некоторые учителя жили во дворе школы, двор был огромный , представлявший собой округлую площадь, по периметру которой и жили наши учителя, в том числе и директор школы . Среди живших во дворе школы,  был и завуч Василий Феофилович Ермолаев, преподававший математику, впоследствии ставший директором школы. Это был интеллигентный и благороднейший человек, знавший почти всех учеников старших классов не только по фамилиям , но и по именам. Его никто и никогда  не боялся, никто не слышал, чтобы он на кого-нибудь повысил голос. Его все любили и настолько  уважали, что никаких прозвищ, никаких “приколов” мы не позволяли по отношению  к нему, с его уроков никогда не сбегали, он вообще был легендой школы. Много лет спустя, будучи заместителем главного врача правительственной больницы, я принимал Василия Феофиловича на лечение, и мое теплое и внимательное отношение к  моему старому учителю вызвало  у него слезы признательности и умиления. Несколько лет назад, когда я уже жил здесь, в Израиле, в Ташкенте отмечали столетний юбилей Василия Феофиловича . Думаю, что Всевышний наградил его долголетием за праведную жизнь.

Хотелось бы вспомнить классную руководительницу нашего 10 б Александру Павловну Коробейникову, прекрасного  учителя русского языка и литературы.Семьи у нее не было, детей тоже, школа была для нее всем. Помню, как она, медленно , держась за дужку большим и указательным пальцами, снимала очки и, растягивая слова, объясняла нам значение недавно вошедшего в молодежный сленг слова  “кайф” : “ Кейф, ребята,  – турецкое слово,означающее  питье кофе и курение сигар после обеда”.

Невысокого роста, очень живой,  энергичный, немного взрывной учитель географии Николай Николаевич Федяй, одним из любимых выыражений которого, было:  “Перестань болтаться по классу, как ишачий хвост на ветру”.

Хотелось бы вспомнить добрым словом учителя математики Петра Николаевича Островского, уже пожилого, тихого, чуть сгорбленного человека по прозвищу “Похитун”;  преподавателя физики, очень принципиального, блестяще знающего свой предмет, Льва Меировича  Рудницкого , высокого роста, с палочкой , прихрамывающего на правую ногу.Он был несколько суховат, почти никогда не проявлял эмоций и  не выражал своих чувств. К сожалению,  мы уже не застали  легендарного преподавателя математики в старших классах Арона Хачатуровича Айвазяна ( к тому времени он уже ушел на пенсию), полного, с  лысой ,  круглой как шар головой, который любил говорить:  “Бог знает математику на пять, профессора на четыре, я на три, а вы все – на двойки и единицы”. Но все это было шуткой, на самом деле  математику его ученики знали неплохо, его любили , но иногда подшучивали над ним совсем не по-доброму – умудрялись потихоньку, незаметно сыпануть ему летом на  вспотевшую лысину несколько кристалликов чернильного порошка – результат, естественно, был налицо (  в прямом  смысле ).

Завучем был  преподаватель истории Владимир Владимирович Барабаш, молодой , интересный и импозантный мужчина ( это все я мог уже оценить потом по фотографиям, а не будучи пятиклассником), который затем стал секретарем Ташкентского Горкома компартии.

Особо хочется вспомнить Георгия Яковлевича Ирлина, учителя физкультуры. Он пришел работать в школу после Службы в  военно-морском флоте.  Среднего роста, атлетического телосложения, короткие рукава его финки едва не лопались от мощных бицепсов. Впоследствии, окончив институт, стал преподавать биологию,а затем, вообще оставив учительское поприще, стал ведущим диктором Узбекского телевидения, известным всей республике.

И последнее, мы тогда даже не задумывались о наших национальностях, вся школа и наш класс, в частности, были полностью интернациональными, и на эту тему практически никогда не возникало ни трений, ни конфликтов.»

Благодаря всем, кто писал  на сайт “Письма о Ташкенте”  в  “этюды о Полтиннике” ( не буду повторять все фамилии, кто выставлялся на сайте, всем им огромное спасибо), потому, что часть выставленных фотографий  взята  из моего альбома,   я  постаралась сделать подборку  преподавателей  времени нашей учебы с 53 по 63 год.

Очень не хватает фотографии того времени  Ирлина  Георгия Яковлевича, нашего первого физрука и завуча. Ну, может быть, кто-то откликнется и пришлет …

Пока  собирала, немного редактировала старые фото, опять и опять,  всматриваясь в дорогие, знакомые лица, в памяти, как окна в многоквартирном доме, то там, то здесь, открываясь,  появляются мгновения нашего детства и юности…

clip_image002.jpg       Большая перемена. Во двор, как весенний сель, вырывается огромная волна мальчишек, скатываясь по лестницам единым потоком и сшибая все на своем пути. Ребята  старше бегут в буфет. Вот идет по двору наш седовласый первый директор  Ерванд  Григорьевич Саруханов с неизменными ключами в руках.

Вокруг него сразу образуется свободное от бегающих мальчишек пространство.

На встречу ему торопится географ  Николай Николаевич Федяй – маленький, clip_image003.jpgв вечном жилете и всегда с указкой в руках.  Видимо вышел во двор покурить.

clip_image001.jpg      Вот выплывает во двор гора мышц нашего физрука Ирлина Георгия Яковлевича. Мальчишки   висят на нем гроздьями, а лица всех девчонок бесконтрольно расплываются в улыбках, глядя на молодого красивого преподавателя и завуча. А голос!!!

Своим голосом, никогда не повышавшимся, он  всех, от малышей до родителей, просто гипнотизировал. Очень низкий, весь  с бархатными нотками, он звучал  завораживающе. Всегда спокойный, я бы даже сказала, невозмутимый, он замечательно расправлялся со  злостными маленькими драчунами и хулиганами. Одного он брал в одну руку, второго во вторую, поднимал в воздух и слегка встряхивал.  Нарушители дисциплины болтались в воздухе, как щенки, в  сильных руках физрука. Видимо, именно это унизительное положение отбивало желание хулиганить дальше, ну, и сказывалось уважение к такой демонстрации силы. А Ирлин своим негромким, красивым и спокойным голосом им объяснял, продолжая слегка встряхивать, как они должны будут себя вести в будущем. Но он был добрым,  и это  чувствовали мы, дети, поэтому его  остерегались, конечно, но не боялись,  любили. А бицепсы на руках производили на мальчишек такое впечатление, что многие  едва дождались времени, когда можно будет заниматься штангой.

Георгий Яковлевич, как ледокол, возвышаясь над морем мальчишечьих голов, проплывал по двору, оглядывая свое спортивное хозяйство. Вот прозвенел звонок на урок, и толпа ребят за несколько секунд схлынула со двора также быстро, как и принеслась. Вслед за ними по кабинетам разошлись преподаватели.

Младшие классы.

Я плохо помню этот период, тем более, что начинали мы еще при раздельном обучении.

Запомнились экскурсии по Ташкенту, в частности в Сквер, который находился рядом со школой.  Я уже бывала в нем  с мамой, и мама показывала мне свою школу — бывшую женскую гимназию, которую она когда-то кончала. Позже я здесь была со свои классом еще из женской школы N60 на митинге, посвященном смерти Сталина. Тогда там у памятника Сталина собралось огромное количество рыдающих людей с приспущенными флагами, венками, транспарантами. А здесь, на экскурсии, нам показывали знаменитые старые чинары, огороженные железной решеткой с табличками на каждой решетке: “Платан — высажено в 1872 году. Охраняется государством” или “Высажено в 1882 году. Охраняется государством.”

Помню, как навещали свою первую учительницу в 50-ой школе Фаину Феофановну, она жила здесь же, во дворе школы, когда она заболела, а потом, как хоронили ее.  Даже известный озорник Максим Рейх, как-то совсем притих и потускнел. И это была первая потеря для нас, еще малявок.

Однажды, возвратившись домой из школы, застала маму и соседку в каком-то возбуждении. Причиной переполоха оказались десятиклассники, жившие во дворе рядом. В том самом дворе, где жили  артисты русского драматического театра и Рецептор, и Роман Ткачук, а чуть позже Ледогоровы, по ул Хорезмской дом N 18. Оказалось, что десятиклассники нашей школы, откликнувшись на призыв партии и правительства к комсомолу, решили после экзаменов ехать осваивать целину!  Все родители были в полуобморочном состоянии. А институт?! А дальнейшее образование?! Никакие уговоры не помогали. И уехали ведь! Это был 1954 год,  самое начало эпопеи.

Затем сменился директор и ушел с преподавательской работы Ирлин.  С уходом  Ирлина на телевидение закончилось и наше детство. Мы становились старше, переходя в новую категорию учеников, когда предметов и преподавателей стало больше, а жить становилось все интереснее.

Нас все время куда-нибудь водили на экскурсии – то в Зоопарк, то в ботанический сад, благо они оба находились в  центре, и можно было дойти просто пешком. Иногда  мы отправлялись  в культпоходы в детский театр, в театр Навои на детские спектакли, или в кино на новый детский фильм.

Учителя все время были рядом с нами.

Наступило лето 1957 года. Школа готовилась к приему иностранных гостей, связанному с проведением  всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве.

    Из Википедии:

 “   Всемирный фестиваль молодёжи и студентов — фестиваль, открывшийся 28 июля 1957 года в Москве. Гостями фестиваля стали 34000 человек из 131 страны мира.[1] Лозунг фестиваля — «За мир и дружбу».

Символом молодёжного форума, на который прибыли делегаты от левых молодёжных организаций мира, стал Голубь мира, придуманный Пабло Пикассо

Фестиваль стал во всех смыслах значимым и взрывным событием для юношей и девушек — и самым массовым за свою историю. Он пришёлся на середину хрущёвской оттепели и запомнился своей открытостью.

Фестиваль открылся в Москве, а затем многие иностранные делегации посетили столицы союзных республик, в том числе и Ташкент.

Для нас это было явлением! Живые иностранцы в Ташкенте?! Не смотря на то, что нас пугали и разными завезенными болезнями, и беспорядками, и еще всякими  страшными вещами, которые, возможно, могут произойти,  мы все равно готовились к фестивалю.  Праздничная концертная программа  готовилась всю весну. Шились костюмы, готовились проекты украшения здания школы. Кроме того, мы должны были провести концерт в парке Горького.

Наконец все случилось. В Ташкент съехалось много иностранных молодежных делегаций. Атмосферой праздника было принизано все вокруг. Так как школа находится

в самом центре Ташкента, где все и крутилось вокруг сквера  и парка им. Горького, то мы оказались в самой гуще событий.  Парк им. Горького  украшен разноцветными ткаными полотнищами, огромными воздушными шарами, наверное метр в диаметре, призывами и транспарантами. На фоне первых индийских фильмов и лозунгов:  «Инди-русси  бхай, бхай!!»  мне было поручено изображать индианку и спеть песенку из фильма, дай бог не наврать, по-моему, “Бродяга”.  “ Ичикдана, пичикдана …”. и т.д.

Меня замотали в  настоящее  сари, принес кто-то из старших, накрасили брови и подвели глаза, поставили точку между бровей, покрасили  зеленой хной ладошки.  Так красили раньше и у нас в Узбекистане, а хна росла почти у всех во дворах, как цветы. Мои чуть вьющиеся, длинные, светло-русые волосы заплели в одну косу, украсив их бусами и цветами. Получилась такая светло   —  волосая, сероглазая индианка, индианка   “а ля рюсс”. Проблема была с ушами. У меня не было дырочек в ушах, и я не носила сережки, нам тогда не разрешали, а украситься было надо. Подумаешь, ерунда  какая! Голь на выдумки хитра! Мне сделали навесные украшения.  Надо  принять во внимание, что в наше время в продаже не было ничего из того, что называется сейчас дешевой бижутерией или имитаций под драгоценные камни, как сейчас говорят – стразы. Извлекались какие-нибудь старые украшения, ремонтировались, подкрашивались, собирались из нескольких штук. Всю эту красоту просто повесили на уши и закамуфлировали цветами. Получилось очень красиво.

Народу в парке – видимо-невидимо… Атмосфера очень благожелательная, но коленки дрожали совершенно предательски. Вижу, еще больше за меня переживают учителя и концертмейстер Юлия Константиновна Ярмак, она же по совместительству мама нашего товарища Саши Ярмака. Я видела, как у нее дрожали руки. Но нам тогда было море по колено!

От волнения  я   запела на октаву выше, поэтому абсолютно не своим голосом. Сразу это поняла, но останавливаться не стала.  Все эти нескончаемые несколько минут на сцене  мучил только  один вопрос: “ Вытяну или не вытяну?” Получилось совсем, как стилизация под высокие специфические голоса из индийских фильмов. Главное — получилось, не запорола.

На этом фестиваль для нас закончился. Еще всю неделю на Комсомольском озере проходили мероприятия, а вечером маскарады, но туда нам путь был категорически заказан, нас не отпускали ни учителя, ни родители, ссылаясь на наш еще юный возраст.

 

clip4.jpgГузар Павел Владимирович- преподаватель географии 

И по совместительству папа нашего

 одноклассника  Ромы Гузар.                                                                      

Запомнился только по одному случаю, когда однажды весной, ну, никак не хотелось учиться, а хотелось скорее во двор.  А тут еще и история с географией!

Павла Николаевича никто не слушает, хотя он говорит все громче. И вдруг учитель, как рявкнет: ” Тихо! ”, как шибанет указкой по столу!

В классе установилась мертвая  тишина.

На свою беду, невозмутимый всегда, учитель попал прямо по центру стеклянной чернильницы- непроливайки. Чернильница вдребезги, Павел Николаевич и его светлый костюм в чернилах, весь

первый ряд парт вместе с учениками тоже. Все были в полной растерянности. Павел Николаевич что-то буркнул и  быстро вышел из класса, а ребята пошли отмываться и отмывать парты. Когда все отмыли, пошли в учительскую, сдаваться, но там  нам сказали, что учителю стало плохо с сердцем, и он ушел домой.

Павел Николаевич преподавал у нас всего один учебный год.

Его сын- Рома учился с нами  до выпуска. Имел замечательный голос, хорошо пел, выступал на концертах, но был очень странным, замкнутым. Он  по мере необходимости общался с нами в классе, но и только. Друзей у него не было никогда.

И профессию себе выбрал под стать – патологоанатом, так мне передали.

clip5.jpg6-7 класс.

У нас появился новый куратор и математичка – Машкова  Александра Алексеевна.

Мы уважали ее, относились нормально, но полюбить так и не смогли.

Слишком часто  выносились решения, основанные на личных отношениях к тому или иному ученику, а не на фактах. Поэтому, видимо, ее кураторство прошло для всех нас как-то незаметно, вспоминать особо и нечего.

4 октября    1957 год. Запуск первого спутника земли. Мы все тогда  еще теплые ночи  всем своим двором почти каждый день проводили на крыше, проводя сеанс ожидания, встречи и сопровождения взглядом, пока не исчезнет, эта маленькая пульсирующая точка на ночном небе. И какая гордость за свою великую страну, которая стала первой в освоении космического пространства!

                   Евдокия Дмитриевна и Лев Мирович Рудницкие.

Замечательные люди и прекрасные педагоги.

Евдокия Дмитриевна вела у нас русский язык, а Лев Мирович – физику. Особенно мы прикипели к  Льву Мировичу. Весь израненный после войны, с неизменной своей палочкой, на которую он опирался при ходьбе, неулыбчивый, строгий человек, почему-то нравился всем.  А вместе с учителем интересна была и физика. Когда  нам представлялась очередная новая  тема, лицо учителя менялось, оживлялось как-то. Слушать было интересно, но было видно, как ему трудно стоять,  даже с палочкой, у доски достаточно долго, рассказывая материал.

Их сын —   Витя учился в нашем классе. Мы никогда не чувствовали, что Витя — учительский сынок, что он находится в привилегированном положении, а он никогда не получал поблажек ни по русскому, ни по физике, ни по другим предметам, а уж тем более   по дисциплине.

clip6.jpgclip7.jpg

Нам очень не повезло. Вскоре Лев Мирович тяжело заболел, видимо сказались старые раны, и умер. Семья Рудницких переехала, а мы  надолго остались без физики.  Когда, наконец-то, пришел новый преподаватель, ситуация была практически  безнадежной. Мы никак не хотели принимать нового учителя, и не хотели лететь галопом по  физическим Европам. Все  пришлось спускать   на тормозах. А  тем, кому физика была необходима для института, пришлось учить ее самостоятельно.

clip8.jpg

 Анна Павловна Жмурковская – преподаватель зоологии и биологии.

Лучше, чем про нее написала Аида Каипова,  не напишешь, но тема про инфузорию- туфельку нас тоже захватила настолько, что Анна Павловна получила кличку – “инфузория – туфелька”.

В школе у нас была кабинетная система занятий.  В старших классах нашим классным кабинетом был как раз кабинет зоологии Анны Павловны. Мы сидели среди пособий, развешенных по стенам, анатомического разреза человека и скелета, стоящего в углу. Скелету жилось  не сладко.   То ему на голову грязную тряпку с доски  вместо косынки наденут, то недоеденный бутерброд или сигарету в зубы воткнут, то под руку волейбольный мяч засунут. Анна Михайловна  негромко ругалась, ворчала, заставляла нас реконструировать очередные порванные плакаты, но мы хорошо ухаживали за ее многочисленными комнатными цветами и кабинетом, а на праздники  приносили массу живых цветов, украшали комнату и ее стол, что ей тоже очень нравилось. Поэтому  мы уживались достаточно мирно.  К сожалению, среди нас Мичуриных не было, и мы не оправдывали надежд Анны Павловны.

К сожалению, среди нас Мичуриных не было, и мы не оправдывали надежд Анны Павловны.

clip9.jpg

Галина Умаровна Мукимова- преподаватель узбекского языка. Была тоже своего рода легендой школы, как и Александра Павловна Коробейникова. Там, где преподавала Галина Умаровна, там были знания.

Нам  опять не повезло. Сначала на какое-то очень короткое время мы попали к ней. Просто не было больше педагога по узбекскому языку, но как только его взяли, то нас передали новому учителю, объясняя, что рабочая нагрузка на Галину Умаровну слишком велика. Так мы не попали в ее сферу влияния, хотя сами  позже неоднократно  просились.

С этого момента учителя менялись, как перчатки, а знания не прибавлялись.

В школе говорили, что Галина Умаровна была на фронте, и с фронта привезла привычку курить, а курила она много и только “Беломор”. Но может быть это тоже легенда…

clip10.jpgЭта та самая Колено Л.В. – учитель истории, о которой пишет Дина Рубина. Даже по взгляду на фотографии видно, что это далеко не хмурая тетка, как описано в романе.

Если все педагоги старались держать ту или иную дистанцию между преподавателем и учеником, то Людмила Викторовна намеренно эту дистанцию разрушала, выбрав для себя статус учителя-демократа, наставницы – подружки, иногда пережимая, делая это чересчур навязчиво.

Особенно это ощущалось не в школе, а в пионерлагере, где летом она работала воспитателем, но неизменно веселая, всегда с анекдотом или смешной  рассказкой из жизни школы.

                            Мария Ильинична…

clip11.jpgКрасивая, интеллигентная, всегда изысканно одетая, всегда спокойная и собранная, никогда не повышающая голос…

Она не была у нас куратором.

Может быть потому, что мы любили ее, полюбили английский язык, а потому, что мы любили английский язык, она полюбила нас.

Может быть потому, что класс был, в основном,   музыкальным, и со слухом почти у всех было нормально, а,  как известно, кто может повторить музыкальную фразу, может повторить и фразу, сказанную на чужом языке. Английский у нас шел не плохо.

Поэтому  Мария Ильинична много времени проводила с нами, организовывая вечера с английским уклоном, участие в различных конкурсах и соревнованиях по языку.

Она всегда говорила:   “Не стыдно копировать чужой язык и учиться говорить правильно, так, как говорят англичане. Стыдно говорить, так, что только тебе кажется, что ты говоришь по — английски, а все остальные недоумевают, на каком языке ведется диалог.”

Однажды, для очередного  музыкального конкурса, Мария Ильинична принесла нам ноты с балладой на слова Роберта Бернса.

Какого же было наше удивление, когда  во время проигрывания, мы с удивлением узнаем  знаменитый  русский народный “ Вечерний звон”!

Those evening bells! Those evening bells!

How many a tale their music tells,

Of youth, and home, and those sweet time,

When last I heard their soothing chime.

Я солировала,  и  никакое  жюри не могло устоять перед мощным,  трехголосным, красивым  гулом  — ”Бом! Бом!”  наших мальчиков. Мы в очередной раз выиграли конкурс.

Как не вспоминать таких учителей, как Мария Ильинична?!

Мой внук начал заниматься английским  языком очень рано и у разных репетиторов, пока не познакомили нас с  Натальей  Юрьевной. Ее знают многие в Ташкенте. Результат — свободное владение английской речью, конструкциями языка, прекрасное произношение. Как же я была удивлена увидев у него  в журнале  тройку по англ. языку. Внук очень хотел участвовать в олимпиаде. Его отказались выставлять. Пришлось серьезно разговаривать с внуком, из-за чего конфликт. Я – то понимала, что он далеко ушел от школьной программы. Выяснила…

Он умел неосторожность поправить молодого педагога, когда она неправильно прочитала текст. Как он сказал: ” Вырвалось!”

Я  терпела в течение целого года, пыталась разговаривать, ситуация не меняется.  Тогда  попросила созвать комиссию по определению уровня знаний внука и правильности выставляемых оценок. В результате мальчика перевели к другому преподавателю. Там уже было все нормально и с оценками, и с олимпиадами.

Как не проводить аналогию с  Марией Ильиничной  и ее идеальным произношением, а ее дополнительные занятия с теми, у кого были проблемы с языком, даже с совсем безнадежными?!

Она слишком рано ушла из жизни.  Как говорится: ”После тяжелой и продолжительной болезни”… Но мы ее помним…

Когда  бываем на кладбище Боткина, непременно заходим и к ней, поздороваться.

Это совсем недалеко от мемориала Пахтакору, от входа —  направо по аллее.

            Игорь  Владимирович  Москалев — наш физрук

 clip12.jpg Он  жил школой и жил в школе. Сейчас мне уже кажется, что мы больше времени проводили в школьном дворе, чем где-либо. Особенно с 4-ого по 7-ой  классы.

Не только Игорь Владимирович, но и еще какая-то  часть учителей во главе с директором имела квартиры  во дворе школы, часть недалеко от нее. Поэтому почти все свое время они проводили на территории, и с ними мы.

Каких кружков у нас только не было?! Чем только мы не занимались?!

И все в стенах школы, далеко ходить не надо, и все бесплатно.

После школы мы, если не оставались на очередной кружок, то бежали домой, быстренько делали уроки и назад, в школу.

А там, во дворе уже царствовал Игорь Владимирович. На одной площадке, уже политой из шланга, у него шла тренировка по баскетболу, кто-то просил выдать футбольный мяч, кто-то шарики и ракетки для настольного  тенниса. Игорь Владимирович успевал делать все сразу.

Все это нам выдавалось, Но прежде  будущим футболистам надо было полить площадку, и всем ответить на вопрос – сделаны или не сделаны уроки?

Поэтому-то вся школа и  была  очень спортивной.

Кроме постоянных занятий спортом в школе, мы еще занимались волейболом, баскетболом, гандболом, спортивной гимнастикой, стрельбой, штангой, плаваньем уже в своих спортивных обществах.  И это Игорь ( так за глаза звали его все ) направлял нас:  “Сходи в спортивный зал “Динамо”, там тренирует такой-то (имярек), пусть тебя посмотрит. У тебя получится”.

В результате у нас к концу школы было 4 кандидата в мастера только по волейболу. Ребята играли за сборную Узбекистана. Кроме того, с 7 класса по11 , все время проводились какие-то соревнования то районного масштаба, то городского, то республиканского. И даже, если кто-то не участвовал в соревнованиях, то надо же было болеть за своих! И мы болели! Однажды, на соревнованиях по легкой атлетике, на  республиканской эстафете, которая проходила на стадионе Пахтакор, болея за нашего спринтера — Сашу Сагиянца, весь класс орал  так, что посрывали голоса и три дня в классе могли говорить только тихо, не напрягая голос.  Учителя были в восторге! Никакого шума в классе!

Когда были какие-то серьезные столкновения с учителями, мальчишки шли  к Игорю – рассказать, когда не получалось что-то на соревнованиях,   и девчонки шли к Игорю – поплакаться. Поплакаться не получалось, а получался разнос.

—  “Почему не собрался, почему расквасился, растекся, как тесто?! В такие моменты надо собрать себя в кулачок!”-

И это – про кулачок — я помню все жизнь.

Мы видели, как он переживает, болея за школу, за нас, на соревнованиях, иногда, просто бледнея от огорчения на глазах, но не показывая вида. Мы же переживали, что подвели его и школу, но это случалось редко.

Как-то раз, будучи уже далеко не молодой, мне пришлось выступать на соревнованиях по настольному теннису за обком профсоюзов   министерства водного хозяйства.   Вся женская половина команды состояла из  дам  бальзаковского возраста. Соревнования проходили в родной школе, там в то время процветала школа настольного тенниса под руководством Шмуклера и, конечно же, Игоря Владимировича, но в новом, уютном зале в конце двора. В наше время  этого здания еще не было. У меня же был один учитель по теннису – коридор родной школы, где, как держать ракетку в руках, показал Игорь Владимирович.

Готовлюсь к встрече в раздевалке. Мне показали мою соперницу, совсем молодую девушку лет 18-19. Она, разговаривая с подругой, которая должна была куда-то с ней уходить, и нервничала, что все затягивается, на свою беду произнесла  фразу: “ Ну, вот, сейчас быстренько выиграю, и побежим…”  Не надо ей было говорить это  вслух. У меня уже не было выбора. Это был тот самый случай — собрать всю себя в кулачок! В родной школе, да на глазах своего учителя?!   Я, естественно, приложила все свои усилия для выигрыша.

Когда мы после встречи опять встретились  в раздевалке, услышала вдогонку, сквозь зубы:

” Где же вас таких стареньких и прытких набрали-то? ”

”Надо знать, где искать. Как раз в этой школе и выпускают” – ответила я.

Выхожу и вижу, как ко мне торопится высокая фигура Игоря Владимировича : ” Молодец! А я переживал, раньше же играли совсем не так, как играет сейчас  молодежь, но ваш класс всегда был особенный — сам  себе тренер.”  Я рассмеялась: ” Так ваша же школа, Игорь Владимирович!”

Мы сели на лавку с ним в уголке и долго вспоминали всех наших, перебирая по порядку…

Уже школа стала совсем другой, не было наших преподавателей, а мы все приходили к Игорю. Брали  вина, чего-нибудь вкусненького, садились у него в кабинете и разговаривали. Кто-то приходил чаще, кто-то редко, но Игорь Владимирович всех помнил, про всех расспрашивал. Мы поражались его памяти, ведь столько учеников было в его жизни. Кого-то он мог выпустить из памяти, забыв имя и фамилию, но образ оставался, и по описанию мы понимали, о ком он говорит, подсказывали ему фамилию…

Сколько лет прошло, а помнится, как будто вчера…

clip13.jpg

 Александра Павловна Коробейникова

 — из поколения в поколение учеников  прозвище

— Жаба. Почему —  Жаба, до сих пор не понятно. На нее она была абсолютно не похожа.

Уже не молода, характер стервозный, но справедливый.

Отличалась абсолютным отсутствием контакта с учениками. Между нами всегда была высоченная стена, выстроенная самой же Александрой Павловной.

Александра Павловна обитала где-то в районе Олимпа, а мы – бренные, далеко, далеко внизу. Так нам казалось.

Прекрасно помню ее стройную фигуру с  пышными, но всегда гладко зачесанными на прямой пробор волосами. Ухоженные руки с прекрасной формы ногтями, которые никогда не видели лака, но были отполированы специальной подушечкой, как в старые времена, и всегда блестели.

На безымянном пальце левой руки кольцо с огромным темно-синим сапфиром. Когда она говорила, одна рука была всегда чуть выше, и указательный палец чуть приподнят, как будто она дирижирует сама собой. Даже когда она улыбалась, глаза оставались холодными,  иногда в них проскакивали иронические лучики.

Ее не возможно было уговорить, с ней не возможно было спорить, нельзя было бороться. Она была всегда права. И, если она что-то решила, то ни родители, ни директор не могли повлиять на ее решение. Только она сама, причем, свою позицию она декларировала сразу. Пример. Кто-то уезжает на соревнования, иногда не один человек, а несколько. По расписанию в это время проходит  классное сочинение, которое мы писали 2 урока без перемены. Должны были выдать не менее 6 листов. Всем отсутствующим, если не болеют, выставляются двойки, причем сразу объявляется, что когда все вернутся, будет предоставлена возможность написать классное сочинение, только вне времени учебного процесса, и в зависимости от этого момента, оценка может измениться,  и только так, а  не иначе. Речи о том, чтобы просто не поставить оценку не ведется.

Никогда не забуду ее тираду по поводу наших спортивных достижений:

” Я не знаю, что происходит в вашем футболе, когда вас там кладут на лопатки, но я не думаю, что это полезнее, чем учеба. Прошу обратить внимание, у нас не заочное обучение. Так будьте так любезны, выполнять, что вам положено государственной программой академического среднего образования!”

Мы до сих пор иногда спорим, Александра Павловна действительно была настолько далека от спорта, или это была своего рода маска. К единому мнению так и не пришли. На нее не похоже было, чтобы она выдумывала.

Обладая острым умом, и столь же острая на язык, она могла словами ранить очень сильно.

Изысканно правильным литературным языком всегда нелицеприятно говорила в слух то, что думает, никогда не жалела того, о ком говорила, держа нас в постоянном напряжении. Кому  достанется на этот раз?

Особенно от нее попадало тем, у кого возникали проблемы с русским языком. Когда можно было  иронизировать, она не пропускала такой возможности никогда. Больше всего от нее доставалось Саиду Руми, нашему невозмутимому Сае, племяннику Тамары Хонум, кстати.  Саида поднимали. Саид стоял всегда спокойно, но мы по играющим желвакам на щеках, видели, как задевают  ее слова. Справедливости ради, стоит сказать,  когда она видела, что человек учит, старается, но не получается, то  могла выдать что-нибудь один раз, и на этом все, но , если знала, что человек может, но не хочет… Тут то все и начиналось, вынуждая нас читать и заниматься так, как было необходимо.

Она преображалась только тогда, когда рассказывала нам то, что мы должны будем выучить. Здесь она была совсем другой. Преображался взгляд, прямей была спина, а самое главное – глаза. Глаза становились совершенно другими. Она никогда не заглядывала ни в свои записи, ни в учебники, ни в первоисточник, читая на память и Шекспира, и Маяковского, и Блока и еще массу авторов. В хранилищах ее памяти были  записаны  целые страницы из “Войны и Мира”  Толстого, Достоевского, Шолохова. Мы писали домашние сочинения ( а это сразу ученическая тетрадь на 12 листов ) по новым  тогда романам Даниила  Гранина  “Иду на грозу”,   “Звездный билет”   и   “Коллеги”  В. Аксенова, не потому, что это тогда было модным, а ей хотелось увидеть наше отношение к героям, понять нашу жизненную позицию. Списать было неоткуда, приходилось думать и выдавать в тетради уже то, что надумал.

Она заставила нас полюбить Маяковского за его лирику, рассказывала о его не простой жизни, о которой не было написано в учебниках. От нее мы узнавали много того, о чем не прочтешь в учебнике.

Следующее преображение, это уже третье по счету, случалось,  когда  мы готовились к очередному литературному вечеру, что в нашей школе практиковалось очень часто. Вечера были посвящены не только официальным праздником, но и  предметам. Там была еще одна Александра Павловна, помягче, поулыбчивее. В программу вечера обязательно входили поэтическая  лирика,  юмор, обычно в лице Зощенко, отрывки и целые сцены из  “Золотого теленка”  Ильфа и Петрова или какой-нибудь пьесы из классиков.

Но все заканчивалось, как только проходил концерт. Наступали будни, и Александра Павловна опять надевала на себя доспехи неприступности.

Она много раз повторяла нам, что  устала от нашей всеобщей безграмотности,  что мы просто не хотим понимать, насколько велик и могуч русский язык, и ставила нам очередные двойки за ненароком неправильно поставленное ударение.  А употребление превосходной степени?!  За выражения “очень прекрасное”, “очень великолепное”, которое так часто слышишь с телевизионного экрана нам сразу ставили – кол, а  лицо Александры Павловны вытягивалось, как будто провозгласивший это словосочетание оскорбил лично ее.Я достаточно часто ездила в командировки в свое время, и, однажды меня спросили: ” Вы из Питера или из Ташкента? Только там, так правильно говорят по-русски”.

Я, про себя, сразу подумала, что это вам галочка, Александра Павловна. Вам спасибо!

Бедная Александра Павловна! Чтобы было бы с  ней  сейчас, когда после игнорирования буквы Ё, началась полная катавасия с ударениями. Все произносят слова, как им хочется. Ведь раньше  существовало правило: во всех словах, где есть буква Ё, ударение падает на данный слог. Я уж не говорю, что, когда слушаешь современное телевидение,  уши сворачиваются в трубочку от оборотов, ударений и новых слов, льющихся на нас с экрана. Так и хочется задать вопрос – Дорогие! Кто вас выпустил на всеобщий экран?  Вы где-нибудь   учились?

Выпускной вечер. В наше время  люди жили скромнее и  отмечать этот праздник в ресторане  было не принято. Вечер проходил  в родной школе. В спортзале играл оркестр, проходила официальная часть и танцы. Вторая дверь из спортзала в коридор была открыта, и во всю длину коридора стояли столы с закуской, едой, шампанским. Все это великолепие организовали родители. Во главе стола была преподавательская часть даже с водочкой, но садились первый раз в жизни, кто куда хотел. Кто-то со своим классом, кто-то с друзьями из учителей. Все веселились и танцевали до ночи, а ночью пошли на Красную площадь, теперь площадь Мустакиллик, где и встречали рассвет с выпускниками со всего города. Потом  уставшие и голодные, девочки почти все босиком, вернулись в школу.  Всю ночь на высоченных шпильках, одетых впервые, кто выдержит?

В школе нас еще ждали столы, родители и преподаватели, правда, не все…

Но впереди всего этого действа, была торжественная часть, где Александра Павловна нас всех удивила. Не просто удивила, потрясла!

После того, как мы благодарили школу и весь преподавательский состав, мы говорили спасибо, каждому учителю  в отдельности. Александра Павловна была второй, после классного руководителя. И вдруг наша  “железная леди”  разрыдалась. Этого не ожидал никто, ни ученики, ни педагоги…

Не хочется обижать все предыдущие и последующие выпуски школы,  я понимаю, что это было сказано  под давлением эмоций,  и   исключительно для нас, но цитирую:

” Мои дорогие!  Лучшего выпуска у меня не было и больше уже не будет. Значит, я сделала все, что могла, поэтому  — все,  ухожу на пенсию” – сказала Александра Павловна, прижимая к груди огромный букет цветов, который не помещался у нее в руках и пряча в цветах слезы, ручьем текущие по щекам.  То

Только цветы мы могли подарить любимым педагогам, только цветы. Подарки любой стоимости дарить учителям считалось неприличным.

clip14.jpgЮлий Моисеевич Шваб – учитель химииПредставьте себе огромный кабинет, где на 3  ученика, был один длинный и удобный стол с химическими приборами  и реактивами на каждого.  У такого же длинного, но учительского стола стоит преподаватель с тихим, немного глуховатым, голосом, не позволяющим шуметь в классе потому, что не услышишь, что он говорит или спрашивает, а значит, можешь схватить  двойку сходу. Поэтому в классе тихо.

Все ждут, когда окончится опрос по прошлой теме, и, наконец, наступит самое интересное время – новые опыты.

У нас не было случая, чтобы  какая-то тема проходила без наглядных опытов. Это же химия!

Сначала их делал у себя на столе Юлий Моисеевич, потом все предлагалось повторить нам.

А на вечерах, посвященных своему предмету, Юлий Моисеевич выглядел, как маг и волшебник, вместе со своими ассистентами .  Улыбаясь только уголками губ, превращал воду в вино или молоко ( я имею в виду по цвету ), из химического стакана извиваясь, выползали змеи,  то там, то здесь выстреливал фейерверк.  Все  что-то булькало, меняло цвет, время от времени стреляло, загоралось. И все этим дирижировал Юлий Моисеевич. Ребята  сидели, затаив дыхание, прерываясь только на крики восторга. Под тихую, ненавязчивую музыку растворы на глазах меняли цвета, из колб выползал разноцветный дым. Сцена становилась похожей на пещеру колдуна, ищущего философский  камень.  Завораживающее зрелище!

В результате  только из нашего класса химиками стали двое – Наташа Золотарева и Наташа Колесова, в параллельном классе – Лилия Глухова и Наташа Соколова.

Что может быть нагляднее труда учителя, чем результат!

Когда у меня учился сын в 94 школе города Ташкента, куратором старших классов у него была химичка – Анна Михайловна. Это 1980, 1981 год.

Замечательный человек,  она много помогала  нам, родителям  во время переходного периода. Ребята все ее любили и уважали, но  ни один урок не сопровождался  проведением химических опытов, несмотря на то, что хим. кабинет вроде бы и был оборудован. Я, по своей наивности, спросила  почему?

Ответ был прост – Нет реактивов, не на что купить —  и т.д.

Я пошла за помощью в  лабораторию своего института, рассказала ситуацию, попросила помочь. Мне собрали столько, что не влезло в  большую коробку от печенья. Я взяла такси и торжественно отвезла в школу. Спрашиваю сына — Ну, что? Как прошла химия? Были опыты?-

— Нет, конечно! Всю твою коробку торжественно запихали в сейф и закрыли на замок. –

Так и не было показано ни одного химического опыта до конца обучения в школе, я уж не говорю о проведении опытов учениками, несмотря на то, что реактивов хватило бы на показ не на один класс, и не на один год.

Юлий Моисеевич с удовольствием занимался с теми, кто этого хотел, не навязывал ни себя, ни химию тем, кому это было не надо. Здесь все вертелось  вокруг обязательных знаний по школьной программе. Ну, уж, а тем, кто вовсе не хотел ничего?  Те получали то, что заслужили.

Справедливости  ради, надо сказать, что он был абсолютно объективным во всех трех случаях. Но за первую группу  болел душой, второй – давал все, что положено по программе, а на третью  —

просто не обращал внимания, если ему не мешали работать.

Суздальцева Лидия Ивановна – преподаватель истории и обществоведения clip15.jpg Она пришла к нам позже всех. Ее уроки были не похожи на уроки. В классе стоял постоянный гул голосов потому, что мы спорили, что-то доказывали друг другу, каждый отстаивал свое мнение и свою, прочитанную где-то информацию. Шумно было настолько, что первое время к нам на урок заходила завуч Дарина  Е.К. , предполагая, что в  классе нет учителя. И во всем этом, как рыба в воде, плавала Лидия Ивановна. Опроса, как такового,  тоже не было. Отметки выставлялись в конце урока, после всех дебатов с конкретным определением, за что.

Кому-то —  за  знания истории, кому-то –  за дополнительный материал, кому-то за умение  обращаться с логикой.

Первое время такая манера проведения уроков, нас шокировала, особенно отметки. Ведь не спрашивала же!!!

Но мы быстро привыкли, и это все так нам нравилось! Нравилось, что можно было высказывать свое, может быть не совпадающее с мнением учителя мнение, спорить, доказывать, что не надо сидеть сиднем и не шуметь.  Уроки истории и, особенно, обществоведения обрели какой-то смысл, кроме архивирования данных.

Лидия Ивановна  очень быстро стала одним из самых любимых учителей. Спокойная, интеллигентная, всегда держащаяся достойно, она была  очень объективной, а главное – позитивной.

Ну, и, кроме того, это была красивая, всегда улыбающаяся, стройная, остроумная  женщина.

clip16.jpg                  Борис Соломонович Шнейвайс

                 или  “ Борсал”, как мы его между собой звали

             Он пришел к нам в 8-ом классе, после того, как было расформировано суворовское училище. И он пришел не один.

В том году  у нас появилась новая ученица – Света Антонова, которая прибыла с пограничной заставы в  горах Памира и ученик, уже учившийся в этом классе, пока не перешел в суворовское училище, Валя Мирошниченко. Они нам были интереснее, чем новый педагог, который еще  и привел    преподавателя физики Солдатова А.Е., от которой мы уже напрочь отвыкли.

Борис Соломонович  не преподавал в школе,  и видимо, не знал, что за нами нужен глаз, да глаз.

Приходит учитель на урок, что-то там рассказывает, что-то задает на дом, ничего не спрашивает…

Класс моментально расслабился до аморфного состояния. Даже круглый отличник Анвар Махмудов перестал делать уроки. На наше счастье скандал разразился недели через две. В задачник вкралась ошибка. Так как никто уроки уже не делал, естественно, что этого никто и не заметил.

Начался урок. Задается вопрос:  “Домашнее задание все сделали?” ” Да!”  — несется нестройный гул голосов в ответ

— Махмудов, у вас есть вопросы по заданию? Нет? К доске!-

Надо отметить, что в старших классах все преподаватели обращались к нам на  ”вы”.

И тут-то мы замечаем, что Борис Соломонович явно нервничает. У него все время с собой был носовой платок, которым он протирал свою, всегда выбритую до состояния блестящего бильярдного шара, лысую голову. Когда он увлекался или сердился, то платок часто заменяла тряпка с доски, вся в мелу..

. Когда мы уже привыкли, притерлись друг к другу,  просто кричали: ”Борис Соломонович,   тряпка!”  и он понимал, что опять перепутал платок с тряпкой, и менял их.

Но здесь еще все было не так. Пока Махмудов  решает пример на доске, и  у него явно не получается, Борис Соломонович все больше нервничает и все чаще вытирает лысину грязной тряпкой. Голова уже вся белая, мел сыплется  на плечи и спину рубашки. Мы понимаем, что происходит, что-то не то, но не можем понять что.

Вдруг происходит взрыв!

— Махмудов, сядьте! Этот пример не имеет решения! Кто пытался его решить? Что! НИКТО? –

В ответ  — молчание. Борис Соломонович подходит к одному столу, открывая чью-то тетрадь, она пуста, к другому – картина та же.

— Я не привык так работать. Я думал вы взрослые люди и не надо вам объяснять, что надо делать то, что вам задается на дом, и как надо учиться.  Теперь каждый день будете сдавать тетради с домашними заданиями на проверку. –

Все дело было в том, что в училище была зачетная система обучения, как у студентов, а не как в школе.

Но  преподаватель от бога, он очень быстро адаптировался и действительно проверял нас какой-то период каждый день, потом все реже и реже. Мы привыкли к тому,  что никто не застрахован от выборочной проверки в любой момент, поэтому  домашнее задание нужно делать ежедневно.

Больше таких эксцессов у нас не было. Мы полюбили  Борсала, а когда узнали, что он полковник в отставке и председатель математического общества Узбекистана, стали еще и гордиться, что такой человек у нас преподает. Но и без регалий  Борсал был замечательной личностью. Проницательный, умный, с повышенным чувством юмора, он очень быстро пленил нас всех.  Вокруг него наш класс ( и не только наш, а и параллельный) очень  сплотились, в классе начали отмечать дни рождений учеников и учителей. Не застольем, а поздравлениями и обязательными подарками от всего класса, в не зависимости оттого,  что ты  празднуешь свой  день рождения,  а  кто-то нет.

Как только начинались каникулы, Борис Соломонович  брал  своих детей и обязательно вывозил нас куда-нибудь, подальше от города. Так мы ездили на Чирчик,  на Сыр-Дарью, то  уехали  с ночевкой в горы, и поднимались от Бричмуллы  в сторону малого Чимгана, зайдя достаточно высоко. В горы он нас повез, конечно, не один, а взял в помощники нашего школьного парторга и преподавателя по труду. Без излишнего давления было сказано, что едет только тот, кто принимает условие — безоговорочное выполнение его распоряжений.

Какая же это была красота! Вечерние сумерки,  внизу шумит  река, костер, мы у костра…

И рассказы, рассказы, рассказы. Борсал знал очень много, и умел рассказывать. Рассказывал о том, как надо ходить в горы, как правильно устраивать ночлег и очаг для ужина, что нужно брать с собой, а что – лишний груз. Много говорили и о горах, и о природе Узбекистана, и о нашей дальнейшей судьбе, конечно. В последний день, тот, кто устал, остался в лагере – дежурить, а мы отправились еще выше, до снежных языков. Впереди неугомонный Борсал! Вокруг снежных языков   рамка из яркого разноцветья  цветущих растений, как будто природа торопилась напиться  этой быстро исчезающей на солнце влаги, чтобы смогли  прожить свою короткую жизнь все эти горные цветы, а потом замереть без влаги в наше жаркое лето до следующего сезона.

Ужасно жаль, что тогда не у кого не было с собой фотоаппарата,  как-то это было не принято,  просто у нас их не было.

Дошли, посмотрели сверху на всю эту немыслимую красоту, вспомнили, поняли и приняли Рериха, попили талой водички из ручья, текущего прямо из-под снежного языка. Казалось, что вода имеет сладковатый вкус, я уж не говорю о том, что зубы заломило.

Мы  начали спускаться вниз.

Ездил, конечно не весь класс, но тот, кто ездил ни разу не пожалел об этом.

А мы все стали больше понимать и ценить друг друга, узнав о себе то, чего не знали в обычной жизни, стали как-то ближе и еще дружнее.

Выпускные экзамены. Мы очень подвели Бориса Соломоновича на первом  экзамене. Мы были его первый выпуск,  и  он нас переоценил!

Первый  устный экзамен  по  математике.   В класс вошли  самые смелые, в том числе и наш круглый отличник – Анвар Махмудов, претендующий на золотую медаль.

И тут Борис Соломонович допускает ошибку.

— Махмудов,  берите билет! –

Анвар берет билет, читает.

– Отвечайте  без подготовки,  я знаю, вы  готовы!-

Мы все видим, что Анвар растерян, он говорит, что хотел бы подумать, но Борис Соломонович, настаивает, и Анвар сдается. Результат, хуже некуда. Махмудов получает четверку!!!

У Бориса Соломоновича было  не просто потерянное лицо, он такого оборота никак не ожидал.

Нас,  после такого провала, уже никто не подгонял, все шли отвечать, когда были готовы, но как-то так получилось, что отвечали  несколько хуже, чем  обычно.

Конечно же, расстроились все. Главное, ничего исправить нельзя…

Остальные экзамены, к счастью, прошли  нормально, без эксцессов.

Мне не хватало математического видения.Борис Соломонович сердился. –

Ольга! Ты не выучила формулы ! Напиши мне…. –

И я писала.

— Странно,- говорил он – Ну, вот же перед тобой формула!-

И только тогда, после подсказки, я начинала ее наблюдать.

У меня в аттестате были 2 четверки, и обе по математике.

В результате, резюме из школьной характеристики:  “Ярко выраженные гуманитарные наклонности”.

Как же странно тасует карты жизнь! Чтобы сказал Борис Соломонович, если бы узнал, что я проработала с цифрами всю свою жизнь, начиная с первого года после школы, была у истоков появления вычислительной техники в Узбекистане, начиная с ламповых, заканчивая персональными  компьютерами?! По курсам, сопровождающим появление новой техники в моем проектном институте, можно проследить географию и  эволюцию вычислительной техники за достаточно короткое время:

  1. Ламповый Проминь – Украинская машина, где пультом  служили овальные лампы  зеленого цвета, длиной см 8, а шириной где-то 3-4. Наш главный инженер приходил с линейкой Пояркова и засекал время, кто быстрее сосчитает, он или машина. А мигание огромного количества лам на пульте просто гипнотизировало…

Входная информация выполнялась на толстенных, прослоенных медной фольгой, перфокартах, пробиваемых вручную, устройством, чем-то похожим на дырокол. На руках после данной процедуры оставались синяки, ведь пробивать надо было не одну-две дырочки, а  получить в результате десятки карточек, сплошь в дырочках. Размер машины —  чуть больше письменного стола. Курсы на заводе в  Северо-Донецке;

  1. БЭСМ – уже серьезная машина, с внешними устройствами и нормальной подготовкой данных. Курсы в Москве. Мы получили модификацию – М- 22.
  2. Наири  1, Наири 2 – армянские машины среднего класса. Курсы на заводе  в Ереване.
  3.  И наконец – ЕС, это уже серьезно!. Те сложные инженерные задачи, которые мы решали на М-22, где-то часов 20, на ЕС считались от 4 до 8, в зависимости от условий.
  4. Со всеми этими машинами мы работали достаточно долго, пока не наступила эра персональных компьютеров, которые полностью поменяли не только наше представление о вычислительной технике, но и скорость выполнения, и сами методы решения , позволяя сопровождать задачи  еще наглядным  изображением результатов расчетов даже в реальном времени.

Вычислительный центр, где я  проработала 30 лет, был на втором месте  в Средней Азии, после института кибернетики, и решал сложнейшие инженерные  и гидротехнические задачи.

И в этом во всем тоже лежат базовые данные, которые нам дали в школе.

Спасибо Вам, Борис Соломонович!

clip17.jpg Солдатов А.Е. – преподаватель физики  пришел  к нам из суворовского училища вместе с Борисом Соломоновичем.

Офицер в отставке. Голос – всегда командный. Правильное мнение — только свое.

Может быть, он был очень хорошим человеком, но ему  не повезло.

Он пришел после Льва Мировича, которого все любили, и с ним невольно сравнивали, и после длительного отсутствия физики, как предмета, в школе.

Преподавателя не приняли, физику не учили. Пытаясь изменить ситуацию, Солдатов на нас попытался давить, что вызвало в нашем, свободолюбивом  обществе  обратный эффект.  Кроме неприязни, появился еще и эффект постоянной иронии.

Только после многочисленных бесед с Борисом Соломоновичем   и директором, после того, как прошло достаточно много времени  на  притирку, Солдатова начали хоть как-то воспринимать, как учителя, но физику все равно не учили.

Как мы сдавали выпускной экзамен , надо было видеть!

Весь класс запустили в кабинет физики сразу. В начале кабинета – комиссия из 6 человек. Раздали билеты, и комиссия отвернулась, чтобы, не дай бог, не увидеть, как мы списываем не только со шпаргалок, но и просто с учебников. На экзамен ушло в два раза больше времени, чем на остальные. Когда все “благополучно сдали”, у комиссии  был усталый вид, но появилось выражение  облегчения и успокоенности на лицах.

                       clip18.jpg Директор Василий Феофилович Ермолаев

 Про него говорили в школе, что прежде, чем открыть шкаф, Василий Феофилович в него обязательно постучится. Спокойный, я бы даже сказала, тихий, никогда не повышающий голос, директор, отличающийся своим, всегда очень корректным по отношению к нам, ученикам поведением, ни разу не сказавший не только грубого слова, но и слов, которые могли просто задеть, мог быть очень настойчивым, чтобы добиться  выполнения своих распоряжений.

Особенно это касалось внешнего вида учеников в период проявления, так называемых, стиляг.

Все мальчики хотели иметь кок на голове под   Элвиса Пресли, все  девочки   делали  начес и, так называемую, Бабетту, в честь французской кинозвезды Бриджит Бордо и ее комедийного фильма  —   “Бабетта идет на войну”.  И то и другое в школе  категорически запрещалось, о чем в начале года наши родители и, тем более, мы были оповещены. Не сработало…

Тогда у входа стал дежурить  один из завучей, заставляя расчесывать нагромождения на головах.

Эффекта не наблюдалось. Ситуация  в школе не меняется.

Тогда у дверей встал Василий Феофилович, отправляя всех в туалет расчесываться. Потом необходимо было подойти и показать результат. Надо бы сказать, что директор обладал прекрасной памятью и знал всех не только в лицо, но и по фамилии.

Как только показ был произведен, все бежали в этот же туалет, чтобы восстановить статус-кво, но не тут-то было.

Как только прозвенел звонок на урок, Василий Феофилович пошел обходить дозором  старшие классы. Почти все,  остановленные в дверях школы, восстановили свои модные прически, и всех их повторно обнаружил директор. Таким же тихим спокойным голосом была произведена констатация факта повторного нарушения, и нарушители посланы за родителями.

Война продолжалась неделю. Ученики сдались первыми.

Дома, если позволяли родители, ты мог одеваться, как угодно, но в школе  во время занятий, мы должны были носить форму и не выходить за общепринятые правила.

Так как класс был очень активным, то и в кабинете у него мы были очень часто, не столько за проступки, сколько при передаче   Василию Феофиловичу каких-нибудь очередных вымпелов, наград, грамот, кубков, выигранных на очередных конкурсах, соревнованиях. Тогда он становился    разговорчив, чуть больше,  спрашивая, как  прошло мероприятие.

Последний наш подарок школе – альбом с фотографиями  школы и нашего класса, переданный Васи Лию Феофиловичу на выпускном вечере..

Василий Феофилович  умер в возрасте 104 лет. Проводить его пришло очень большое количество народа.                    Все, кто успел узнать о его кончине…

Я отучилась в школе трижды – сама, с сыном и  с  внуком. Правда, они заканчивали 94 школу, которая считалась очень хорошей по уровню образования. Я, конечно, пыталась отдать в 50 школу сына, но получила отказ – классы переполнены, район проживания другой.

Да… Все течет… Все меняется… Нашей школы не  стало…

Если вы обратили внимание на мои слова, то почти все учителя не повышали голос. Только несколько человек позволяли себе это. С 7-ого класса к нам обращались на Вы, что вызывало у нас уважение к самим себе и, конечно, к учителям.Мы были далеко не простые дети, с нами подчас было очень тяжело, но терпения хватало на всех.

Все преподаватели были не похожими,  разными. Кого-то мы любили больше, кого-то меньше, но  каждый занимал свою ступень в нашей иерархической  лестнице, а самое главное, все учащиеся понимали, что собой представляет тот или иной преподаватель.

Но, как бы к учителю не относились, никогда мы не позволяли себе уничижительного отношения или хамства по отношению к ним.

И   нас никто не обзывал, не унижал. В школе никогда не процветала система любимчиков, фискальства и жалобщиков.

Никто и никогда не выделял учащихся   ни по национальному,  ни по социальному признаку.

      Поэтому мы до сих пор дружим – узбеки и русские, евреи и армяне, украинцы, татары  и белорусы.   Наш выпуск 30-ый и в 2013 году будет  50 лет, как мы окончили нашу любимую     Школу  N50  Центрального района г. Ташкента.

Уже нет наших педагогов, многих из нашего класса   тоже нет.
В мае 2008 года мы уже собирались и отмечали 45 лет после окончания школы.

Мы будем надеяться на лучшее и на встречу с молодостью, друзьями и со школой!

Статистика посещений

Top-rating www.uz

Рекомендуем

Маленькие волшебники кнопка сайта Бесплатный школьный портал ПроШколу.ру